Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море - Николай Асанов

— Благодарю, командир!

Он шел, не чуя ног. Наконец-то он становится полноправным членом отряда. Пусть теперь Кох или Бородач попробуют упрекнуть его в том, что он напрасно ест хлеб «братьев»! Он будет участвовать в акции!

Увы, не обошлось и без разочарования. Когда Лидумс вручал радисту немецкий «шмайссер», Вилкс, принявшись разбирать автомат, вдруг обнаружил, что у автомата короткий боек. Хорошо еще, что Юрка оказался мастером на все руки. Он взял автомат, вытащил откуда-то свои инструменты и через несколько минут вывинтил боек на требуемое расстояние, браня на чем свет стоит тех, кто не умеет стрелять, а заботится о снабжении «братьев» оружием. Он тут же показал свой автомат, на котором был поставлен самодельный боек.

— А будет ли автомат стрелять с таким ненадежным бойком? — забеспокоился Вилкс.

— Попроси у командира разрешение на пристрелку. Может, тебе придется завтра же употребить его в дело, — посоветовал Юрка. Он и сам был заинтересован, удачно ли исправил оружие.

Лидумс не возражал.

Делиньш и Вилкс попросили всех выйти из бункера, завесили плащ-палаткой вход, пристроили мишень, и Вилкс дал две короткие очереди. Автомат стрелял отлично.

Вилкс попытался было испробовать и пистолет, но тут Делиньш возразил: лучше пистолет опробовать в другой раз.

Резон был веский. Особенно веско звучал он сейчас, когда готовилась акция. Не стоит вызывать беду на свою голову. А автомат работал как часы, так что теперь Вилксу не надо будет просить об одолжении, когда командир назначит его на пост или отправит на явку к Будрису. И Вилкс лег в эту ночь спать в обнимку с автоматом, как спали все «братья».

Утром вернулся из разведки Мазайс. Он сообщил, что кассир должен быть в рыбацком поселке на третий день к вечеру.

Лидумс приказал всем готовиться к переходу в новый лагерь.

Четыре человека — участники акции — уходят в засаду одновременно с теми, кто отправляется на новую базу. Перед этим необходимо так замаскировать свой бывший приют, чтобы никому и в голову не пришло, будто тут жили люди.

Два следующих дня «братья» чистили лес. Бункер был замаскирован новым «ветровалом». Деревья с корнями валили на все вытоптанные тропы, на кухню, на уборную. Прочесали весь лес, как настоящие грибники, но собирали не грибы, а клочки бумаги, окурки, пачки из-под сигарет, даже обгорелые спички. Все это отныне становилось уликами. Собранный в лесу мусор закопали в землю.

Рано утром, в день акции, все, кто не участвовал в ней, простились с остающимися, забрали вещи и оружие и вышли в двадцатикилометровый поход. Прощание было молчаливым.

Только Граф осмелился пошутить на прощание. Он подмигнул Вилксу, показал на автомат, сказал:

— Смотри, не перестреляй своих, когда будешь брать кассира…

Кох угрюмо ответил:

— А что, перестреляет, так ему «синие» орден дадут. Говорят, у них ордена не железные, как у немцев были, а из настоящего золота…

Но никто его не поддержал. Да Вилкс и сам видел, что Кох злится только по привычке. Ему, наверно, хочется участвовать в ограблении, вот он и завидует.

И вот они пошли цепочкой, тяжело нагруженные, и кустарник тотчас скрыл их из глаз.

К вечеру Лидумс, Бородач, Делиньш и Вилкс, последний раз проверив, не наследили ли снова на старой стоянке, пошли в засаду.

Кассир с охранником должны были выехать из Слоки в Талси по шоссейной дороге, а затем свернуть на проселочную и добираться лесом. В одном месте проселочная дорога пересекала речушку. От моста начинался довольно крутой подъем, на котором лошадь кассира неминуемо пойдет шагом. Это место и выбрал командир для засады.

Печально и глухо гудели мачтовые деревья бора. Вилкс прислушался. Трудно было даже представить, что тут вот, рядом, лежат люди, не выпуская из рук оружия. Жаркое солнце швыряло сквозь листву золотые пятаки, они медленно перекатывались с места на место. Припомнилось, как Вилкс и его коллеги приехали по такой же лесной дороге в лагерь, и в тот миг, когда уже представились командиру, вдруг услышали сигнал, после которого из земли выросли еще два человека с автоматами в руках. Да, эти лесные люди научились прятаться, скрываться, ходить бесшумно, терпеливо, жить в дымных землянках… Научится ли всему этому искусству он, Вилкс?

И нестерпимо захотелось почесать искусанные комарами руки и лицо, захотелось чихнуть, просто встать, наконец, с сырой земли, сесть посвободнее, и ничего этого нельзя было делать. Он подумал:

«Хорошо еще, что сейчас день. А как бы я чувствовал себя ночью?» — и захотелось прогнать эти трусливые мысли, тем более, что где-то далеко взревела автомашина, выбираясь, наверно, из колдобины, потом пронеслась мимо, осыпая лежащего в кустах Вилкса мелкой, похожей на нюхательный табак пылью, и снова наступила такая тишина, словно мир еще не родился.

Осторожно повернув голову, Вилкс вгляделся в небо. Оно было чистое, ясное, но какое-то чужое, опасное, словно и сверху кто-то мог подглядеть, как четверо ставших похожими на зверей «братьев» подкарауливают Человека, потому что только зверям присуще лежать в засаде, терпеливо перенося все мучения, ибо от их долготерпения зависит и сама их жизнь…

Вот так же, по-волчьи, лежали сейчас четыре бандита, — это Вилкс вдруг понял с особой остротой, — именно четыре бандита, а совсем не четверо людей, и поджидали они добычу, без которой могли подохнуть, если и не от голода, так от дурной пищи, от болотной воды, от выстрела охотника, ибо Человек имеет право охотиться на зверей, особенно на хищных.

Мысли эти были отвратительны, но убежать от них было некуда, слишком уж долгой была засада! И Вилкс с горечью подумал: а что, если и другие в их засаде думают так же? Где же тогда героизм, высокое дело, великие замыслы? Может, потому и приучились эти люди ходить по звериным тропам тем же лисьим ходом, каким ходит и настоящая лиса, что стали ближе к зверям, чем к людям?

Додумать эту мысль он не посмел, да и не успел. Командир тоненько свистнул, как свистит черно-серый дрозд, и Вилкс невольно весь сжался от нестерпимого желания, чтобы все это кончилось как можно быстрее!

По мосту тарахтела тележка на железном ходу, дребезжали колеса, позванивали рессоры. Тяжело дышащая лошадь взбежала на половину подъема и перешла с рыси на шаг. В тот же миг «братья» поднялись из кустов и, выставив автоматы, бросились к тележке. Вилкс, которому было поручено остановить лошадь, выдернул вожжи из рук перепуганного кассира и завернул тележку в кусты.

Все остальное происходило быстро, как и было предусмотрено при разработке «акции». Лидумс разоружил охранника, Делиньш и Бородач выдернули простенький дерматиновый портфель из рук кассира, раскрыли его, увидели деньги и торопливо принялись связывать и кассира и охранника по рукам и по ногам. Вилкс привязал лошадь к дереву.

В тележке лежали еще какие-то свертки, подарки, купленные в городском магазине, их брать не стали. Но глаза Вилкса приковались к новеньким хромовым сапогам, голенища которых блестели, отражая дробящееся солнце. Невольно он протянул руку за этими сапогами, слишком уж надоели ему продравшиеся в путешествиях по лесу его резиновые.

Лидумс увидел его борение между желанием и некоторой неловкостью: одно дело — акция, другое дело — просто кража! Усмехнувшись чему-то, сказал:

— Ладно уж, берите, считайте это военным трофеем! И пошли!

Вилкс перекинул через плечо нечаянную добычу, оглянулся еще раз на поверженных людей, которые, кажется, еще не верили, что уцелели, на лошадь, равнодушно тянувшуюся к высокоголовому, начинавшему желтеть пырею под деревом, на тележку, на разбросанные вокруг бумаги… И опять что-то неуловимое обеспокоило его. Только отходя, он вдруг понял, что это было… Все напоминало грубую, постыдную кражу, и трудно было оправдать ее…

Только в лесу он немного пришел в себя. Отход оказался куда труднее, чем сама кража. Лидумс торопливо вел их по болотам, по колено, по пояс в воде, а там, где они выползли, наконец, из кишащих гнусом и комарьем болот, заставил натереть подошвы сапог керосином, сыпать табак на свой след…

Окончательно успокоился Вилкс только в лагере, под общий шум и поздравления «братьев». В портфеле кассира оказалось пятьдесят пять тысяч рублей. Да еще военные трофеи — винтовка и хромовые сапоги! И Вилкс, слушая похвалы сотоварищей по лагерю, и сам снова начал восхищаться умелыми и тонкими действиями Лидумса, Бородача, Делиньша, и, конечно, своими.

Уже на следующий день он сочинял тайнописное послание в разведцентр, в котором, не скрывая своей гордости, писал:

«Дорогой Силайс!

Как я уже писал тебе, мы находимся у надежных людей, наших героев-партизан. Это железные люди. Подумать только, как можно жить несколько лет без крова, хлеба, когда каждый необдуманный шаг несет смерть. Из-за куска хлеба люди отдают жизни.